«Черная смерть»: суровое испытание для цивилизации

Средневековая Европа, XIV в. Уже четверть столетия бушует война между английским королем, называющим себя королем французским, и королем Франции, скромно ограничивающимся ее пределами. На Британских островах англичане подавляют ирландцев и в очередной раз пытаются усмирить шотландцев, выступающих на любой стороне, лишь бы против ненавистных англичан. На Иберийском полуострове тоже неспокойно: один из сыновей испанского короля беспощадно устраняет соперников на пути к трону. В Италии продолжается борьба между сторонниками находящегося во французской золотой клетке Папы и далекого императора, между князьями церкви и светского мира, между великими торговыми городами, между горожанами – бедными и богатыми. В Германии династия Люксембургов залечивает раны, нанесенные империи междоусобицами и великой гогенштауфеновской борьбой с римской курией. На Востоке сгустилась тьма. Монгольское нашествие, хлынувшее на мир в начале XIII в., привело к нескончаемым бедствиям: завоеван Китай, погибли процветающие государства Средней Азии, погибла общность славянских княжеств, известная нам как Киевская Русь, жестоко пострадали Польша, Венгрия и мусульмане Ближнего Востока. Не было покоя ни в Европе, ни в мире. Как будто под стать военно-политическим событиям повела себя и погода. Холода сменили продолжающийся вот уже пять веков теплый климат Евразии: среди причин учеными называются минимум Вольфа (меньшая солнечная активность) и некоторые проблемы с течением Гольфстрим в Северной Атлантике. Так или иначе, но изменение климата, повлекшее за собой наступившие холода и засухи, сменявшиеся ливнями, привело к голоду и, как сопутствующий фактор, к миграции грызунов, прекрасных разносчиков инфекции. Бегство крыс совпало с массовым переселением людей, которые бежали из сельской местности в города от войн и эпидемий. Там беглецов ждали помои, выливаемые из окон домов, примитивная канализация, питьевая вода из реки, в которую сбрасывались все городские отбросы, и скученность на ограниченных пространствах, среди извилистых узких улочек средневековых городов. Там их ждала «Черная смерть».

Природа и появление
Как известно, чума (от лат. рestis – зараза) – это острое природно-очаговое инфекционное заболевание, относящееся к группе карантинных инфекций. Болезнь характеризуется крайне тяжелым течением, высокой контагиозностью и значительным уровнем смертности. Ее возбудителем является т.  н. чумная палочка (лат. Yersinia pestis), инкубационный период длится от 1 ч до 3 сут, фоном заболевания служат высокая лихорадка, генерализованное поражение лимфоузлов, легких и прочих внутренних органов, зачастую с развитием сепсиса. Болезнь уже «навещала» Европу – так, во время пандемии VI-VIII вв., извест­ной как «Юстинианова чума», болезнь унесла от 25 до 125 млн человеческих жизней во всем мире. Интересно, что этому бедствию также предшествовали изменение (похолодание) климата, вы­званный этим голод, миграция грызунов, многолетние войны и концентрация большого количества людей в первом городе мира и важнейшем транспортном узле – Константинополе. Можно говорить о структурной схожести происхождения, развития и завершения обеих пандемий. В обоих случаях одинаковый комплекс социо-экологических факторов повлек за собой одинаковые последствия. Любопытно и то, что обеим пандемиям предшествовала необычайно возросшая распространенность проказы, постепенно нараставшая в течение нескольких сотен лет перед вспышкой вируса. Некоторые современные ученые выстраивают вокруг этого любопытные гипотезы, которые не нашли пока полного подтверждения.

Итак, к нам пришла «Черная смерть»?
Монголы, охотившиеся на сурков в пустыне Гоби, начали умирать от чумы примерно с 1320 г. Животные, покинувшие вследствие голода привычные ареалы своего обитания, стали первыми разносчиками чумы. Почему это произошло? Мигрировавшие сурки случайно попали в природный очаг чумы, т.  е. местность, в которой присутствовали ее возбудители – в данном случае, очевидно, в спящем виде. Из-за разрушения экосистемы, носящей в себе Yersinia pestis (в почве, в амебных клетках), произошел выброс чумной палочки за пределы ее обычного обитания: в том числе в растения, инфицировавшие сурков. Среди последних начинается эпизоотия (аналог человеческой эпидемии): блохи, питающиеся кровью грызунов, заразились от зверей бактериями чумы, развивавшимися в организме насекомых с такой скоростью, что вскоре их преджелудки оказались забитыми бактериальной массой. Произошел т.  н. чумной блок – при каждой попытке блохи высосать из своего разносчика кровь она возвращалась обратно вместе с вымываемыми ее потоком бактериями. Оголодавшие насекомые с огромной скоростью начинают менять ареалы обитания, буквально перепрыгивая с одного животного на другое и заражая все новых и новых. Именно им, блохам, человечество и обязано разразившейся пандемией.
От амеб, растений, блох и сурков чума переходит на новых носителей – и весьма подвижных носителей! Монголы, ставшие со времен Чингисхана номинальными обладателями огромной, раскинувшейся на всю Евразию империи, стали идеальными переносчиками чумы: они были, пожалуй, самой мобильной силой в то время, а благодаря тому, что дороги в их империи являлись предметом особого внимания правителей и отличались высочайшей по тем временам пропускной способностью, разбуженная в пустыне чума быстро охватила весь мир.
После Монголии «Черная смерть» стала распространяться по Великому Шелковому пути: в период 1330-1331 гг. начавшаяся эпидемия «принялась орудовать» в Китае. В некоторых близлежащих от Монголии провинциях (в рамках современных границ) уцелел, если верить китайским источникам того времени, только каждый десятый житель. Из Китая чума, вместе с купцами и их повозками, устремилась в Индию. Вообще, пострадали многие земли – но не Япония. Осторожные островитяне, едва прослышав о начавшемся, даже отправили послов-лазутчиков разузнать об угрозе и подыскать методы борьбы с ней. Конечно, последнее силами восточной медицины того времени было нереально, но островное положение и самоизоляция сыграли благоприятную роль: «Черная смерть» в Японию не пришла. Любопытно, что практически не пострадали и такие близкие от Китая земли – Корея и Вьетнам, – это говорит о том, что карантин является хорошим средством против пандемии, в том числе и в наши дни.
С далекого Востока слухи, опережая чуму, стали доходить на Запад. Мир еще не был «открыт» полностью, но являлся уже в значительной степени взаимосвязанным: товары из Китая направлялись в Европу уже тогда. Вместе с ними шли и чудовищные известия: «на востоке, рядом с Большой Индией, огонь и вонючий дым спалили все города», «между Китаем и Персией пошел сильный дождь из огня, падавший хлопьями, подобно снегу, и сжигавший горы и долины со всеми жителями» – за дождем плыло черное облако, увидевшие которое якобы умирали в течение нескольких часов.
Житель Авиньона писал приятелям об услышанном: «В первый день (в Индии) прошел ливень из лягушек, змей, ящериц, скорпионов и подобных им ядовитых гадов, на второй с неба разили молнии и сполохи огня, вперемежку с градом невиданной доселе величины, и, наконец, на третий день с неба сошел огонь и смрадный дым, каковой смел с лица земли все, что еще оставалось живого среди людей и иных тварей, и сжегший все бывшие там города до самого основания… затем последовал великий мор, поразивший и все страны вокруг посредством смрадного ветра».
Ему вторит флорентиец: «От генуэзских купцов, достойных всяческого доверия, мы слышали о том, что произошло в тех странах, в верхней Азии, незадолго до начала эпидемии. Там то ли из земли, то ли с неба появился огненный смерч и, распространяясь на запад, беспрепятственно истребил значительную часть этого края. Некоторые утверждают, что из зловоний, издаваемых пламенем, родилось гнилостное вещество вселенской заразы, но за это мы не можем ручаться. Еще нам сообщил один достопочтенный флорентийский францисканец, находившийся во время чумы недалеко от города Мекки, что там в течение трех суток шел кровавый дождь со змеями, отравившими своим зловонием и опустошившими все окрестности».
Как видим, во всех слухах началу эпидемии (мора) предшествуют разрушительные явления огромной силы. Такое единство в описании нельзя объяснить лишь повторениями средневековых современников друг за другом, здесь кроется нечто более могущественное. Очевидно, речь пойдет о психологии, о массовом сознании. Известно, что одним из способов донести размах события для средневековых (и не только!) людей были цифры – именно поэтому хроники и летописи того времени полны описаний битв многотысячных и даже миллионных армий. Видимо, в данном случае можно наблюдать аналогичный способ донести до слушателей и читателей грандиозность происходящей катастрофы: ужасы, вызванные некими природными факторами (что тогда неизбежно трактовалось современниками как Божий гнев), должны были оттенить, сделать более значимой последовавшую за ними эпидемию. Кроме того, нельзя не обратить внимание на удивительную догадливость наших предков: ведь новой пандемии чумы действительно предшествовали климатические перемены, пусть и не столь апокалиптически выраженные, но намного более опасные. Эта, преломлявшаяся сквозь выдумку, истина завораживает ничуть не меньше, чем не­уклонная поступь «Черной смерти», набиравшей обороты год от года.

Победоносное шествие
Как новая пандемия чумы перебралась из Азии в Европу? Особых ­противоречий в известных версиях нет, каждый исследователь данной проблемы согласен с тем, что уровень торговых отношений между Востоком и Западом делал этот процесс, в условиях отсутствия каких-либо мер карантинного характера, необратимым: вопрос, таким образом, был лишь в скорости распространения. Одной из самых известных версий является появившаяся в середине XIX в. «скифская», или крымская на современный манер. Якобы монголы, осаждавшие генуэзские крепости в Крыму, занесли в город-порт Кафу бациллы чумы. Они применили в общем-то обычный для средневекового осадного дела прием: забрасывали при помощи катапульт трупы в город – давнее средство вызвать среди осажденных эпидемии и принудить к сдаче. Оттуда чума и попала в Европу. Не трудно догадаться, что пандемия пришла на Запад не только и не столько из Крыма, но эта версия никак не противоречит истине, она лишь демонстрирует один из способов распространения «Черной смерти»: боевые действия, с их миграцией многочисленных компактных групп людей и скученностью. Мы можем лишь отследить некоторые этапы этого смертельного продвижения с Востока на Запад: в город Золотой Орды Хаджи-Тархан (Астрахань) чума «пришла» в 1346 г. Важный торговый пост, конечно же, стал еще одним удобным способом «перемещения» «Черной смерти». Первые случаи смерти европейцев, в крымских колониях, отмечены весной-летом 1346 г. Очевидцы говорили, что «люди умирают в три дня, покрываясь мучительными язвами и пятнами, и немедленно чернеют после смерти». С наступлением зимы казалось, что эпидемия отступила. Но уже следующая весна не оставила места для надежд: смерти продолжились. Лучшие друзья византийского императора – генуэзцы – привезли болезнь на своих быстроходных галерах в Константинополь, где «в большинстве домов все живущие вымирали разом». Из великого города, равно как и во времена прошлой пандемии, беглецы и галеры «принесли» вирус в Европу, на Ближний Восток и в Африку. В ноябре 1347 г. первые жертвы появляются во французском порту Марсель, а оттуда, уже к весне 1348 г., чума распространяется по раздираемой Столетней войной Франции. В это же время пандемия достигла Иберийского и Апеннинского полуостровов. Из Италии, через Альпы, чума добралась до Вены, где впервые встретила сопротивление: предпринятые городскими властями жесткие меры, среди которых было недопущение скопления трупов умерших, несколько задержали продвижение «Черной смерти» в Центральную Европу. Но в целом это была капля в море хаоса и невежества: жители Европы, истощенные десятилетиями предшествующим пандемии недоеданием (из-за вызванного переменой климата падения урожайности), заболевали и быстро умирали. Осенью 1348 г. чума появилась в Лондоне, а в следующем году достигла холодной Скандинавии, а также Германии, в 1350 г. – Польши, а следом, через новгородские владения, и осколков бывшей Киевской Руси. ­Вопреки расхожему мнению, далекие земли восточных славян, все еще не оправившихся от монгольского нашествия, пострадали не менее сильно, чем державы Европы. В 1353 г. чума добралась до Исландии, устроив на острове настоящее пиршество смерти, а последовавшие десятилетием спустя новые волны опустошили ранее не затронутые регионы Европы, такие как Богемия.
С аналогичной скоростью пандемия распространялась и на Ближнем Востоке: осенью 1347 г. ее появление зафиксировали в египетской Александрии, а навстречу этой волне уже шла из Персии (Иран) и Месопотамии другая – в этих регионах чума появилась даже раньше, весной того же года.
Ужас охватил мир: из далекого Китая, сопровождаемая рассказами о пути, устланном трупами, пришла «Черная смерть».
А кстати, как называли это бедствие современники? Английские хронисты писали о hyge mortalyte (огромная смертность), немецкие о grosze Pestilentz (великая чума), испанские о peligro grande (великая опасность). Судя по всему, известное нам название появилось уже в XVII в. при неправильном переводе латинского выражение atra mors (черная смерть), в котором atra, в контексте эпидемий, означает вовсе не цвет, а число (ближайший нам аналог – тьма, тьма народу). В любом случае, общим во всех этих названиях является величина бедствия, обрушившегося на жителей планеты.
Болезнь, как всегда, не щадила никого: англичане, как говорили, принес­ли на свой остров «Черную смерть» в награбленном во Франции добре; насмехавшиеся над их бедствиями шотландцы начали было нападать на ослабевших соседей, но лишь для того, чтобы обнаружить печальный факт – болезнь поражала их не меньше, чем «грязных английских псов». Согласно легенде, таким же образом пострадала и Скандинавия – потомки викингов разграбили прибившееся к берегу английское торговое судно, воспользовавшись старым-добрым береговым правом, отчего и получили свою порцию пандемии. Даже ставя под сомнение достоверность этой легенды, трудно отделаться от мысли, что мир в который раз не сумел объ­единить усилия и позабыть свои мелкие дрязги на фоне такой глобальной угрозы.
«Один горожанин избегал другого, сосед почти не заботился о соседе, родственники посещали друг друга редко, или никогда, или виделись издали: бедствие воспитало в сердцах мужчин и женщин такой ужас, что брат покидал брата, дядя племянника, сестра брата и нередко жена мужа; более того и невероятнее: отцы и матери избегали навещать своих детей и ходить за ними, как будто то были не их дети. По этой причине мужчинам и женщинам, которые заболевали, а их количества не исчислить, не оставалось другой помощи, кроме милосердия друзей (таковых было немного), или корыстолюбия слуг, привлеченных большим, не по мере жалованьем; да и тех становилось не много, и были то мужчины и женщины грубого нрава, не привычные к такого рода уходу, ничего другого не умевшие делать, как подавать больным, что требовалось, да присмотреть, когда они кончались; отбывая такую службу, они часто вместе с заработком теряли и жизнь» – так описывал состояние дел в Италии великий Бокаччо. Добавим, что нередкими были и случаи специального распространения болезни – многие верили, что избавиться от чумы можно, передав ее другому, и намеренно шли в места скопления людей, стремясь каким-либо способом поделиться своим страшным недугом. Только редким городам удавалось более-менее организованно выступить против пандемии: кроме упомянутой уже в данном контексте Вены, следует сказать о Милане и Венеции, жители которой, по словам одного итальянца, защищали друг друга подобно стаду диких кабанов – впрочем, даже хорошая организация карантина не всегда выручала. Ту же Венецию она не спасла – крысы-переносчики попросту бежали с охваченного смертью корабля в город, разнося болезнь за стенами этого торгового города-государства…

Борьба
Болезнь начиналась резким повышением температуры тела до 40 °C, головной болью, головокружением и, часто, тошнотой, поносом, меленой. Иногда заболевших мучили галлюцинации, особенно изводящие впечатлительных людей той эпохи. Современников пугал невыносимо тяжелый запах, исходивший от умирающих. Часто болезнь поражала и центральную нервную систему, доказательством чему являются многочисленные свидетельства о «больных, бешено орущих из окон». Жители десятков тысяч городов и деревень, от Лондона до ­Иерусалима, самым тщательным образом осматривали себя: не появились ли в паху и в области подмышек маленькие красные точки, вскоре превращающиеся в гнойные нарывы, оставлявшие за собой уродующие тело язвы. Их появление, как правило, означало смерть: на 2-3-й день при легочной форме чумы и на 5-6-й – при бубонной. Обе формы нашли место в пандемии: если для таких регионов, как Крымский и Апеннинский полуострова, была характерна бубонная форма чумы, то в Северной Европе господствовала легочная. Находившуюся между ними Францию последовательно постигла сначала легочная, а за ней и бубонная чума. Эту своеобразную смену караула можно проследить при помощи заметок еще одного современника из Авиньона, французского врача Шолиака: в первые месяцы появления чумы жители города умирали не далее чем на третий день от первых симптомов и после сильного кровохарканья, но без бубонных нарывов. Потом продолжительность между заболеванием и смертельным исходом возросла до 5 дней, а кровохарканье исчезло, зато среди симптомов появились бубоны.
Чем же встретила чуму медицина того времени? В первую очередь следует разобраться в том, как врачи вообще определяли чуму и способы ее распространения. Светила врачебной науки того времени придерживались в основном двух версий. Согласно первой из них, чума распространялась при помощи неких невидимых глазу «семян болезни», от человека к человеку. Согласно другой версии, источником были вредоносные миазмы – ядовитые вещества, выделявшиеся из почвы; в этом случае болезнь передавалась не только от человека к человеку, но и через предметы, тела, а также по воздуху. Последнее предположение привело к появлению знаменитой маски чумного врача, с ее длинным клювом, в который помещались различные лечебные травы, призванные, по мнению создателей, защитить человека от коварных миазмов. Однако в целом состояние медицины и нормы санитарии, принятые в обществе того времени, никак не помогли защитить человечество от чумы. Врачи предлагали садиться на диету, окуривать помещения и улицы дымом, дышать запахом сжигаемого пороха, изолировать заболевших. Существовало множество методов борьбы с мором: где-то воздух в домах очищали при помощи свежего молока, налитого в большое блюдо, где-то вместо молока использовали несколько головок лука – и молоко, и лук должны были впитать в себя потенциальные источники заболевания. К бубонным нарывам прикладывали жаб и гадюк, отсасывали чумной яд пиявками, брызгали на горячечные лбы несчастных кровь только что зарезанных голубей или собак и даже кололи яички иглами. Людей убеждали не есть мясного, отказаться от женщин (и, соответственно, от мужчин тоже), завести себе домашнее животное – козла, например. По мнению некоторых врачей, его запах отпугивал, изгонял миазмы, несущие смерть. Кое-где рекомендовали носить на себе фекалии в специальных мешочках. Подобные украшения, разумеется, нисколько не помогали, но были показателем отчаяния, охватившего врачей во всем мире. Впрочем, нужно сказать, что к чести последних, они себя не щадили – зачастую вся врачебная корпорация какого-нибудь крупного города погибала в борьбе с бедствием, но не бросала родных стен. При всей своей беспомощности через века нам видится подвиг бесстрашия, продемонстрированного врачами, – это замечательный пример для всех нас.
Сами медикусы вполне осознавали свое бессилие: общим мнением было то, что больному следует хорошо питаться, положившись в итоге на Божью волю. Еще более надежным средством, рекомендуемым пациентам, было бегство, выраженное в формуле «быстро, далеко, надолго», – к сожалению, это, как правило, приводило к более быстрому распространению пандемии. Из действительно помогающих хирургических средств, используемых врачами, можно назвать вскрытие и прижигание нарывов раскаленным железом. Трудность, однако, заключалась в том, что и без того ослабленный организм больного зачастую не выдерживал такого напряжения. Наконец, «Черная смерть» привнесла в арсенал борьбы с эпидемиями термин «карантин» (от итал. quarante – сорок): если подозреваемые инфицированные выживали после 40 дней изоляции, то считались здоровыми. Подобные упования часто преподносили неприятные сюрпризы горожанам, впускавшим к себе в дом выдержавших это испытание. Тем не менее подобный метод помогал бороться с распространением болезни.
Там, где не могли справиться власть, церковь и медицина, вступали в дело простые люди: дороги и улицы Европы заполонили чудные процессии. Можно было увидеть бичующих друг друга мрачных флагеллантов (от лат. flagellare – сечь, хлестать, мучить); в черных плащах и капюшонах, они медленно шли, часто принося с собой смерть: распространяя чуму и призывая к убийству евреев. Последних нещадно преследовали почти во всей Европе: народная молва считала их вольными или невольными виновниками произошедшего – болезнь якобы приходит из их гетто или специально распространяется ими среди христиан. За флагеллантами шли одетые в белое люди, напевая псалмы и танцующие вместе, – охваченные массовым психозом, они вопят и дергаются, сбиваясь в целые толпы, двигающиеся от города к городу. Помимо сект, пандемия породила собой массу суеверий, многие из которых сохранили свою силу и по сей день. Вообще, «Черная смерть» оказала огромное влияние на культуру Европы, несоизмеримое с «Юстиниановой чумой» и третьей пандемией чумы в Китае XIX в.

Итоги
Как и прошлая пандемия чумы, «Черная смерть» не была побеждена усилиями врачей или человеческого сообщества: она попросту исчерпала себя, мутировав в менее опасный штамм. Заболевших становилось все меньше, случаев выздоровления – все больше. Мир постепенно начинал оправляться, уцелевшие подняли головы. Чего стоила новая чума людям?
По наиболее распространенному мнению, «Черная смерть» только в Европе унесла треть ее жителей, а всего в мире за несколько десятилетий – около 60 млн человеческих жизней. О количестве жертв можно спорить, и некоторые историки значительно снижают общую цифру умерших, но никто не будет оспаривать общий масштаб произошедшего. Даже по самым щадящим подсчетам, число жертв насчитывает несколько десятков миллионов жителей Евразии, Ближнего Востока и Африки. Фактически пандемия уничтожила целый пласт жителей Европы и мира, в огромной степени затруднив существование уцелевших: чума бушевала с 30-х по 60-е годы XIV в., и это не могло не оказать губительного влияния на жизнь этого и последующих поколений.
Главными негативными последствиями случившейся пандемии следует, разумеется, считать гибель миллионов людей, вызванный этим экономический и социальный хаос, острое ощущение незащищенности, охватившее и без того стремившееся запечатать мир средневековое общество. Очевидно, что пандемия ослабила все без исключения государства того времени, но так как ее удары распределились относительно равномерно, то никто не получил преимущества, равно как и не пострадал в такой степени (относительно соседей), чтобы ослабнуть до критического уровня. Политических и этнических последствий, сравнимых с наступившими в ходе «Юстиниановой чумы» событиями, вроде арабских завоеваний, не наступило. Можно лишь говорить о некотором ослаблении и без того уже достаточно фрагментарной империи монголов, в частности доминировавшей на землях бывшей Киевской Руси Золотой Орды, но будет слишком «притянутым за уши» утверждать последующее ее исчезновение исключительно «Черной смертью» – поражение кочевников перед неуклонно крепнущими народами Восточной Европы было делом времени, а не волей случая.
Можно сказать, что пандемия омолодила Европу: нехватка рабочих рук сделала горожан и даже крестьян намного ценнее, чем прежде, для их сеньоров, это заставило производительные силы Европы ощутить свою возросшую значимость. Нехватка рук привела к поступательному росту механизации труда и, соответственно, научно-техническому прогрессу. Раз мир не удалось запереть, его следовало открыть, чтобы разобраться, изучить и обезопасить себя – мышление европейцев начинает меняться в более свободную сторону, пространства, окружавшие их, становятся теперь не только источником всяческих опасностей, но и полем для исследования. Чума в значительной степени ослабила католическую церковь – ее аппарат, лучший в мире, был серьезно прорежен, и королям Европы приходится все больше полагаться на образованных горожан, заменяя ими выбывших клириков. Да и в целом авторитет церкви падает – она не смогла защитить свою паству от такой угрозы…
В общем, можно сказать, что хотя пандемия и не привела к коренным изменениям в Европе, она в значительной степени подстегнула ряд положительных процессов, в то же время остановив некоторые другие: по мнению отдельных ученых, последствия демографической катастрофы, наступившей в рассмат­риваемый период, были преодолены лишь в XVIII в. Таким образом, пандемия чумы стала суровым испытанием для мира, в который раз продемонстрировав, чего стоят наши замки на песке перед лицом начавшегося шторма. И от себя добавим  – величайшим мученичеством нашей истории.

Подготовил Роман Меркулов