Подростковые киберсуициды — новый вызов (особенности, предикторы, профилактика)

18.04.2017
Spirina ID И.Д. Спирина

По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), каждый год самоубийства прерывают жизни 800 тысяч человек; это вторая по частоте причина смерти в возрасте от 15 до 29 лет.
ВОЗ приводит повозрастные коэффициенты смертности от самоубийств, которые в 2012 году в Украине составили: в возрастной группе 5-14 лет — 1,4 на 100 тысяч населения (0,9 — у девушек, 1,8 — у юношей), в возрастной группе 15-29 лет — 19,5 на 100 тысяч населения (5,5 — у девушек, 32,8 — у юношей) [1]. 

В настоящее время широко используется классификация мотивов суицидального поведения А.Г. Амбрумовой и В.А. Тихоненко [2], в которой выделяют: протест (к протестным мотивам относится месть), призыв, избегание, самонаказание, отказ от жизни.
Однако при анализе подростковых суицидов кроме классификации их мотивов актуально применять еще и классификацию лиц, склонных к самоубийству (по Э. Шнейдману) [3]:
– искатели смерти — ​лица, преднамеренно совершающие суицидальные действия, при осуществлении которых спасение невозможно или маловероятно;
– инициаторы смерти — ​неизлечимо больные люди, осуществляющие действия, направленные на прекращение оказания им помощи (отсоединение иглы или канюли), что приводит к смерти;
– игроки со смертью — ​лица, осознанно стремящиеся к неоп­равданному риску и создающие ситуации, при которых низка вероятность выживания;
– одобряющие смерть — ​лица, честно и открыто говорящие о своем желании умереть, но не предпринимающие для этого никаких активных действий. Этот тип часто встречается среди одиноких стариков и тревожной молодежи.
В последние несколько лет растет количество молодежи, которая переходит из категории «одобряющих смерть» в категорию «игроков со смертью». Pierre Baume и соавт. в 1997 году ввели понятие «киберсуицид» — ​термин, используемый в отношении суицида и пропаганды его идей в сети Интернет [4]. Birbal и соавт. считают, что киберсуицид связан с веб-сайтами, заманивающими уязвимых членов общества и предоставляющими им различные методы и подходы к преднамеренному самоповреждению, что особенно привлекательно для подростков [5].
Социальные медиа- и онлайн-среды становятся неотъемлемой частью современной жизни. Онлайн-презентация суицидального поведения является примером важности коммуникационных технологий и необходимости для профессионалов реагировать на изменяющийся мир [6]. Еще одним новым проявлением возрастной проблемы самоубийства является использование возможности потокового видео в Интернете для прямой трансляции своей смерти с помощью онлайн-видеослужб [7].
К киберсуицидам относятся и так называемые группы смерти в социальных сетях [8]. Начавшись в Российской Федерации, проб­лема «групп смерти» (известных в социальных сетях по ключевым словам «Киты плывут вверх», «Разбуди меня в 4:20», «f57», «f58», «Тихий дом», «Рина», «Няпока», «Море китов» и др.) в последнее время охватывает все новые государства [9]. Достоверно известно о выявлении таких случаев в Украине, Беларуси, Казахстане, Азербайджане, Кыргызстане [10]. Роль Интернета как фактора риска в отдельных группах населения (особенно подростков и молодежи) давно дискутируется. Однако кроме просуицидальных ресурсов в сети Интернет также есть и противосуицидальные сайты, которые нужно развивать [11]. Уязвимые к суициду личности (в том числе депрессивные, социально отверженные) особо тяготеют к Интернету. Такие личности внушаемы и склонны к группированию в «группах смерти» [12]. По мнению зарубежных авторов, Интернет и особенно социальные сети являются важными источниками самоубийств, однако дискуссионные форумы более связаны с увеличением суицидальных идей [13, 14]. Отечественные же «группы смерти» представляют собой не дискуссионную площадку, а место, где администратор группы склоняет подростка к выполнению заданий (квестов), многие из которых предусматривают нанесение увечий или ­причинение себе боли. Когда администратор группы уверен в том, что ребенок готов к самоубийству, создается аудиозапись с музыкой, в которой ребенок выступает в главной роли и оговариваются все проблемы, озвученные «проводнику». Единственный выход из всех проблем, сообщаемый в этом «произведении», — ​совершить самоубийство. Перед этим ребенок слушает аудиозапись и делает последний шаг [15].
Установлено, что подростки, чаще всего использующие социальные сети как способ коммуникации, имеют самые высокие показатели по всем параметрам социальной тревожности и по показателю социальной ангедонии. Также следует отметить, что подростки, которые проводят слишком много времени в социальных сетях, отличаются от тех, кто проводит в них менее часа, более выраженным страхом негативной оценки со стороны окружающих. Таким образом, с увеличением времени, проводимого в социальных сетях, возрастает риск формирования социальных фобий у подростков [16].
Искаженно-фантазийное представление об эксклюзивной индивидуальности в контексте обостренного поиска смысла жизни характерно именно для подросткового возраста. Общество, школа, часто и родители могут говорить не тем языком и не о том. Е.Л. Омельченко отмечает, что для подростков поиск смысла жизни связан с поиском чувства разделенности, понимания, с желанием избежать одиночества, изоляции, исключения, издевательств, аутсайдерства [17]. Невозможность избежать негативных проявлений поиска смысла жизни также может приводить к формированию социальных фобий.
Психические заболевания и суицидальные мысли являются одними из самых сильных факторов суицидального поведения. Поэтому крайне важно идентифицировать факторы, связанные с переходом от идей самоубийства к попыткам. Dugand и соавт. сообщают, что у подростков, госпитализированных по поводу суицидальной попытки (СП), в 19,2% случаев диагностировали биполярное аффективное расстройство (БАР) с использованием критериев DSM‑5, однако согласно критериям МКБ‑10 этот диагноз не был установлен. Диагнозы по DSM‑5 были стабильны в течение 12 мес наблюдения. Авторы приходят к выводу, что стандартизированная оценка по DSM‑5 важна для диагностики ювенильного БАР и должна быть обязательной для средне- и долгосрочного психиатрического наб­людения, особенно для профилактики самоубийств [18].
Определение того, какие компоненты программ предотвращения самоубийств являются эффективными в снижении числа самоубийств и СП, имеет важное значение для оптимизации использования ограниченных ресурсов [19].
J.D. Stewart и соавт. утверждают, что общие дефициты когнитивного контроля в контексте эмоциональных стимулов могут быть маркерами риска подросткового самоубийства [20].
В рамках проекта «Сохранение и расширение прав и возможностей молодых людей в Европе» установлены предикторы суицидальных идей: предыдущие попытки самоубийства, депрессия, неадекватное или патологическое использование Интернета, проблемы со сверстниками и потребление алкоголя. Авторы указывают, что для выборки австрийских подростков получены следующие уровни потребления: a) алкоголь — ​11,89% у юношей и 7,86% у девушек; б) табак — ​4,15 и 5,44% у юношей и девушек ­соответственно; в) другие наркотики — ​6,98% у юношей и 4,44% у девушек; г) неадаптивное или патологическое использование Интернета — ​14,53 и 20,77% у юношей и девушек соответственно [21].
В Турции распространенность несуицидальных самоповреждений (НССП) и СП у молодежи — ​потребителей психоактивных веществ составляла 52 и 21% ­соответственно. В исследовании Guvendeger Doksat и соавт. было установлено, что употребление каннабиса и кокаина является значительным фактором риска для СП, а употребление нескольких психоактивных веществ вместе связано как с НССП, так и с СП. Развод родителей, психические расстройства в семейном анамнезе, употребление алкоголя и ­наркотиков, преступность были факторами риска для СП. Наличие в анамнезе подростка фактов физического или сексуального насилия увеличивает риск СП, а безнадзорность, социальная запущенность повышает риск НССП [22].
Немаловажным является своевременное выявление синдрома дефицита внимания с гиперактивностью и расстройств социального поведения у подростков из-за наличия симптомов импульсивности. L. Alasaarela и соавт. сообщают, что из мальчиков-подростков с импульсивностью, обращавшихся за стационарной психиатрической помощью, 10,4% умерли от самоубийства в течение 10 лет периода наблюдения [23].
фот1Банников и соавт. выделяют две группы факторов риска развития суицидального поведения у подростков: актуальные (безнадежность, одиночество, внутренняя напряженность) и потенциальные (личностные акцентуации, психологические характеристики семейного функционирования), что следует учитывать при разработке скрининговых программ по подростковым суицидам [24].
Изучая взаимосвязь между поддержкой учителей, климатом среди сверстников и НССП в контексте школы, N. Madjar и соавт. установили, что ученики, которые чувствуют поддержку со стороны своих учителей, подвержены положительному взаимодействию, менее склонны к нанесению самоповреждений, тогда как отрицательный климат среди сверстников ассоциируется с НССП на уровне учащихся (относительный риск — ​ОР 1,37) [25].
В исследовании с участием румынских подростков, госпитализированных в отделение интенсивной терапии по поводу самоотравления, обнаружено, что чаще всего потребляли фармацевтические препараты и алкоголь — ​34,7 и 32,4% случаев соответственно. Девушки отдавали предпочтение лекарственным средствам (56,3 против 15,5%, p=0,0001), юноши — ​алкоголю (77,4% с ОР в 3,05 раза выше, чем у девушек). Наиболее часто упоминаемыми причинами отравления были: семейный конфликт (ОР в 1,43 раза выше у девушек), школьные конфликты (ОР 1,39), стремление к групповой интеграции (ОР в 4,4 раза выше у юношей). Кроме того, эмоциональные расстройства и/или расстройства поведения были самыми важными факторами, обусловливающими само­отравление [26]. Сопоставимые результаты получены и при исследовании СП подростков в ­Марокко [27].
Nour Mekaoui и соавт. предлагают стратегию поддержки ребенка в контексте попытки самоубийства: получение и оценка трех компонентов — ​соматических, психологических и социальных. В чрезвычайных ситуациях первый контакт с медицинской бригадой должен проходить в атмосфере сочувствия, доверия и конфиденциальности. Вначале проводится оценка витальных функций, поиск признаков насилия, включая сексуальное, промывание желудка, если необходимо, симптоматическое лечение. В течение первых суток после СП должна быть проведена психологическая/психиатрическая оценка. Цели первоначального собеседования — ​это сбор первых психических жалоб, изучение контекста кризиса, поиск возможной психиатрической патологии и оценка тяжести симптомов, которые могут обусловить риск развития рецидива в краткосрочной перспективе, включая плохое обращение и сексуальное насилие. Важное значение имеет беседа с родителями или родственниками. ­Социальная оценка должна определять социальный контекст окружения, школьного статуса ребенка, его уровень адаптации и возможное существование текущего социального мониторинга. После этапа оказания экстренной помощи требуется госпитализация, когда психологическая, семейная и социальная оценка должны проводиться параллельно с началом физической помощи [27].
При продольном исследовании преднамеренного самоповреждения и попыток самоубийства среди подростков Тайваня ­установлено, что показатели распространенности НССП и СП составили 25,04 и 3,50% соответственно. Показатели ­заболеваемости НССП и СП за 1 год составили 4,04 и 1,53%. В качестве ­предрасполагающих факторов авторы указывают семейные разногласия, депрессивные симптомы и употребление табака [28].
Неоднозначные результаты представили Raifman и соавт., про­анализировав данные системы наблюдения за поведением молодежи на уровне штата в США. Среди учащихся средней школы в период с 1999 по 2015 год распространенность СП составила 8,6%, а среди подростков, которые идентифицировали себя как сексуальные меньшинства, — 28,5%. Однако после реализации государственной политики в 32 штатах, разрешающей однополые браки, отмечается относительное сокращение доли учащихся старших классов, пытающихся покончить жизнь самоубийством, на 7%, что может указывать на связь государственной политики в отношении однополых браков и распространенности суицидов [29].
ВОЗ рекомендует для снижения количества суицидов ограничение доступа к наиболее распространенным средствам, включая ядохимикаты, огнестрельное оружие и некоторые лекарственные препараты, повышение качества психиатрической помощи для обращающихся за ней людей с психическими расстройствами и нарушениями, связанными с употреблением психоактивных веществ, в том числе алкоголя. Средствам массовой информации следует стремиться к максимально ответственному освещению темы самоубийств, при этом важно организовывать мероприятия по повышению осведомленности о том, что самоубийства можно предотвращать. Кроме того, следует наладить этапную помощь лицам, совершившим СП, избегая стигматизации [1].
В обзоре Mann и соавт. было выявлено, что обучение врачей общей практики методам распознавания и лечения депрессии и ограничение доступа к смертоносным методам снижает уровень самоубийств [19].
Оценивая результаты антисуицидальных программ, Zalsman и соавт. установили, что для предотвращения самоубийств эффективно ограничение доступа к смертоносным веществам и местам для самоубийств путем падения с высоты. Было показано, что школьные программы информирования сокращают количество попыток самоубийства и суицидальных мыслей, а эффективные фармакологические и психологические методы лечения депрессии имеют важное значение для профилактики. При этом оказалось недостаточно доказательств для оценки возможных преимуществ предотвращения суицидального скрининга в первичной медико-санитарной помощи, в общеобразовательных и медийных руководствах. Авторы отмечают, что другие подходы, включая обучение врачей, поддержку через Интернет и поддержку с помощью «горячих линий», нуждаются в дальнейшем изучении [30].
В качестве профилактики суицидального поведения Мзикян и соавт. рекомендуют: занятия физической культурой для формирования устойчивой самооценки, раннюю диагностику суицидальных наклонностей и своевременную и адекватную психологическую помощь людям, находящимся в состоянии острого личностного кризиса, укрепление отношений в коллективе, выработку коммуникативной компетенции для предупреждения социальной дезадаптации [31].
Father son oceanВ исследовании с участием подростков — ​учеников старших классов школы и студентов колледжа О.Е. Коновалов и М.В. Чернобавский установили, что знают о существовании служб, куда можно обратиться в случае депрессии, расстройств настроения, 30% подростков, переживавших депрессию, в том числе 23,2% подростков, переживавших ее неоднократно, и 27,8% подростков, не испытывавших депрессивных ощущений, а опыт общения с психологом имеют 10,7%, с психотерапевтом — ​2,4% опрошенных, а в окружении респондентов — ​15,1 и 2,4% соответственно [32].
С педагогических позиций О.И. Озарчук и Л.Н. Назарец очерчивают целый спектр систематической работы по профилактике суицида среди подростков: а) психологическое просветительство; б) создание положительного психологического климата в учебном заведении и семье ребенка; в) психологическая и педагогическая диагностика суицидальных тенденций; г) психологическое ­консультирование учащихся; д) психолого-педагогическая коррекция суицидальных тенденций; е) систематический контроль и учет динамики изменений в личности и поведении учащихся; ж) направление подростка в случае необходимости к специалистам медицинского профиля [33].
Департамент киберполиции Национальной полиции Украины для того, чтобы не допустить попадания детей в «группы смерти», рекомендует [15] уделять больше внимания психологическому состоянию ребенка, а также:
1) проверять кожные покровы ребенка на наличие повреждений и в случае их обнаружения выяснять обстоятельства, при которых они появились. Особое внимание обращать на повреждения различного рода в форме кита;
2) проверять аккаунты ребенка в социальных сетях и группы, на которые он подписан. Проверять содержание сообщений в приватных чатах;
3) обращать внимание на круг общения ребенка;
4) пытаться занять свободное время ребенка спортивными или культурными секциями;
5) обязательно контролировать, какие фото- и видеофайлы находятся в гаджетах ребенка;
6) устанавливать функцию «родительский контроль» на всех гаджетах ребенка.
К признакам участия подростков в «группах смерти» могут относиться: самоповреждения (шрамы, порезы и ожоги), изменение режима сна, изменение отношения к себе, саморазрушающее и рис­кованное поведение как испытание на прочность, замкнутость и обособление, уход в себя.
Для профилактики подростковых суицидов важна роль поддерживающих проектов, которые имеют доказанную эффективность и легкодоступны. Основные задачи онлайн-сервисов — ​дестигматизация и облегчение доступа к широким слоям населения, поощрение людей к обращению за помощью в психиатрическую службу и облегчение острого эмоционального или суицидального кризиса. Их предназначение — ​не заменить профессиональное лечение, а способствовать личным контактам («лицом к лицу») с работниками здравоохранения [11].
О.И. Ефимова и соавт. рекомендуют сочетать различные формы деятельности по профилактике суицидального поведения: организация социальной среды, информирование, активное социальное обучение социально важным навыкам, организация деятельности, альтернативной девиантному поведению, организация здорового образа жизни, активизация личностных ресурсов, минимизация негативных последствий суицидального поведения [34].
Таким образом, профилактика должна быть разнонаправленной. В качестве методов и приемов профилактической деятельности следует применять:
– диагностический инструментарий (использование пакета педагогических и психологических скрининговых методик для экспресс-выявления детей групп риска по суицидальному поведению в условиях образовательной организации);
– психотехнологии личностно ориентированной терапии (индивидуальные психокоррекционные беседы, групповая психотерапия, аутотренинг, суггестивные программы);
– реабилитационные психотехнологии (тренинги: транзактный анализ, психодрама, интеллектуальный тренинг, тренинги личностного роста, тренинг рефлексии, ролевая игра и др.);
– организационные методы (педагогические советы, консилиумы, семинары, обсуждения в групповых дискуссиях, круглые столы);
– информационные методы (памятки, стендовая информация, информационные листы, буклеты, информационно-коммуникационные технологии).
Кроме того, следует ужесточать уголовную ответственность организаторов и администраторов суицидальных групп в социальных сетях. Для этого следует расширить и уточнить применение статьи 120 Уголовного кодекса Украины «Доведение до самоубийства». В настоящее время ответственность наступает, если самоубийство или покушение на самоубийство является следствием жестокого обращения, шантажа, принуждения к противоправным действиям или систематического унижения человеческого достоинства. Систематическое унижение человеческого достоинства заключается в многократных оскорблениях, глумлении над потерпевшим, травле, распространении клеветнических измышлений, другом унизительном отношении. Законодателям следует уточнить, что системное упоминание о малоценности жизни в отношении подростков следует оценивать как систематическое унижение человеческого достоинства, а Департаменту киберполиции Национальной полиции Украины активизировать выявление организаторов «групп смерти».

Литература
1. Предотвращение самоубийств. Глобальный императив / Всемирная организация здравоохранения. — ​Женева: Всемирная организация здравоохранения, 2015. — 102 с.
2. Амбрумова А.Г. Диагностика суицидального поведения: методические рекомендации / А.Г. Амбрумова, В.А. Тихоненко. — ​М., 1981. — 17 с.
3. Шнейдман Э. Душа самоубийцы / Э. Шнейдман. — ​М.: Смысл, 2001. — 186 с.
4. Baume С. Cybersuicide: the role of interactive suicide notes on the internet / С. Baume, C.H. Cantor, A. Rolfe // Crisis. — 1997. — ​V. 18, № 2. — ​P. 73-79.
5. Cybersuicide and the adolescent population: challenges of the future? / R. Birbal, H.D. Maharajh, R. Birbal et al. // International Journal of Adolescent Medicine and Health. — 2009. — ​V. 21, № 2. — ​P. 151-159.
6. Ma J. Dying online: live broadcasts of Chinese emerging adult suicides and crisis response behaviors / J. Ma, W. Zhang, K. Harris et al. // BMC Public Health. — 2016. — ​V. 16, № 1. — ​doi: 10.1186/s12889-016-3415-0.
7. Starcevic V. Cyberchondria, cyberbullying, cybersuicide, cybersex: “new” psychopathologies for the 21st century? / V. Starcevic, E. Aboujaoude // World Psychiatry. — 2015. — ​V. 14, № 1. — ​P. 97-100.
8. Мурсалиева Г. Группы смерти (18+) / Г. Мурсалиева // Новая газета. — 2016. — № 51. — ​С. 2-5.
9. Маркин Я. Игру переключили на Украину. Первую жертву группы смерти забрали год назад [Электронный ресурс] — ​Режим доступа: http://vesti-ukr.com/strana/214700-pervaja-zhertva-hrupp-cmerti-byla-eshche-hod-nazad.
10. Мурсалиева Г. Куратор «группы смерти»: «Спорим на лям, что за мной никто не придет никогда?» / Г. Мурсалиева // Новая газета. — 2017. — № 17. — ​С. 8-9.
11. Totaro S. Предупреждение суицидов и интернет: риск и возможности / S. Totaro, E. Toffol, С. Scocco // Суицидология. — 2016. — ​Т. 7, № 4 (25). — ​С. 32-41.
12. Любов Е.Б. Комментарий. Двуликая паутина: Вертер vs Папагено / Е.Б. Любов, Е.Ю. Антохин, Р.И. Палаева // Суицидология. — 2016. — ​Т. 7, № 4 (25). — ​С. 41-51.
13. Dunlop S.M. Where do youth learn about suicides on the internet, and what influence does this have on suicidal ideation? / S.M. Dunlop, E. More, D. Romer // Journal of Child Psychology and Psychiatry, and Allied Disciplines. — 2011. — ​V. 52, № 10. — ​P. 1073-1080.
14. Luxton D.D. Social media and suicide: a public health perspective / D.D. Luxton, J.D. June, J.M. Fairall // American Journal of Public Health. — 2012. — ​V. 102, Suppl. 2. — ​P. S195-S200.
15. У соцмережах виявлені небезпечні групи, в яких дітей доводять до самогубства: як розпізнати [Електронний ресурс] — ​Режим доступу: https://www.cybercrime.gov.ua/16-novosti/185-uvaga-batki-sujitsidalna-grupa.
16. Холмогорова А.Б. Общение в интернете и социальная тревожность у подростков из разных социальных групп / А.Б. Холмогорова, Т.В. Авакян, Е.Н. Клименкова, Д.А. Малюкова // Консультативная психология и психотератия. — 2015. — № 4. — ​С. 102-129.
17. Омельченко Е. Лучше без паники / Е. Омельченко // Троицкий вариант — ​Наука. — 2016. — № 205. — ​С. 10.
18. Dugand N. Suicidal attempts in child and adolescent and bipolar disorders / N. Dugand, S. Thummler, C. Pradier, F. Askenazy // L’Encephale. — 2017. — ​V. 843, № 1. — ​P. 1-68.
19. Suicide prevention strategies: a systematic review / J.J. Mann, A. Apter, J. Bertolote et al. // JAMA. — 2005. — ​V. 294, № 16. — ​P. 2064-2074.
20. Cognitive control deficits differentiate adolescent suicide ideators from attempters / J.G. Stewart, C.R. Glenn, E.C. Esposito et al. // The Journal of Clinical Psychiatry. — 2017. — ​doi: 10.4088/JCP.16m10647.
21. Substance use or abuse, internet use, psychopathology and suicidal ideation in adolescents? / M. Bousono Serrano, S. Al-Halabi, С. Buron et al. // Adicciones. — 2017. — ​V. 29, № 2. — ​P. 811.
22. Association of suicide attempts and non-suicidal self-injury behaviors with substance use and family characteristics among children and adolescents seeking treatment for substance use disorder / N. Guvendeger Doksat, O. Zahmacioglu, A. Ciftci Demirci et al. // Substance Use & Misuse. — 2017. — ​P. 1-10.
23. Alasaarela L. Association of self-reported impulsivity to non-suicidal self-injury, suicidality, and mortality in adolescent psychiatric inpatients / L. Alasaarela, H. Hakko, K. Riala, С. Riipinen // The Journal of Nervous and Mental Disease. — 2017. — ​doi: 10.1097/NMD.0000000000000655.
24. Банников Г. С. Потенциальные и актуальные факторы риска развития суицидального поведения подростков (обзор литературы) / Г.С. Банников, Т.С. Павлова, К.А. Кошкин, А.В. Летова // Суицидология. — 2015. — ​Т. 6, № 4 (21). — ​С. 21-32.
25. Non-suicidal self-injury within the school context: multilevel analysis of teachers’ support and peer climate / N. Madjar, S. Ben Shabat, R. Elia et al. // European Psychiatry: The Journal of the Association of European Psychiatrists. — 2017. — ​V. 41. — ​P. 95-101.
26. Epidemiologic profile and triggering factors of voluntary poisoning in teenagers / N. Nistor, C. Jitareanu, O.E. Frasinariu et al. // Medicine. — 2017. — ​V. 96, № 5. — ​P. e5831.
27. Mekaoui N. Epidemiological aspects of suicide attempts among Moroccan children / N. Mekaoui, L. Karboubi, F.Z. Ouadghiri, B.S.B. Dakhama // The Pan African Medical Journal. — 2016. — ​V. 24. — ​P. 112.
28. Relationship between predictors of incident deliberate self-harm and suicide attempts among adolescents / Y.-H. Huang, H.-C. Liu, F.-J. Sun et al. // The Journal of Adolescent Health: Official Publication of the Society for Adolescent Medicine. — 2017. — ​doi: 10.1016/j.jadohealth.2016.12.005.
29. Raifman J. Difference-in-differences analysis of the association between state same-sex marriage policies and adolescent suicide attempts / J. Raifman, E. Moscoe, S.B. Austin, M. McConnell // JAMA Pediatrics. — 2017. — ​doi: 10.1001/jamapediatrics.2016.4529.
30. Zalsman G. Suicide prevention strategies revisited: 10-year systematic review / G. Zalsman, K. Hawton, D. Wasserman et al. // The Lancet Psychiatry. — 2016. — ​V. 3, № 7. — ​P. 646-659.
31. Мзикян С. Суицидальное поведение у подростков. Факторы риска и профилактика / С. Мзикян, Д. Новикова, А. Савченко // Психология и педагогика: методика и проблемы практического применения. — 2016. — ​Т. 54. — ​С. 22-27.
32. Коновалов О.Е. Профилактика депрессивных состояний и суицидов у подростков на региональном уровне / О.Е. Коновалов, М.В. Чернобавский // Российский педиатрический журнал. — 2014. — ​Т. 17, № 2. — ​С. 45-49.
33. Озарчук О.І. Психологічні основи профілактики суїцидальної поведінки у підлітковому віці / О.І. Озарчук, Л.М. Назарець // Психологія: реальність і перспективи. — 2014. — № 3. — ​С. 118-120.
34. Ефимова О.И. Инновационный опыт работы по профилактике суицидального поведения детей и подростков в образовательных организациях (методические рекомендации) / О.И. Ефимова, Н.В. Сероштанова, В.А. Березина // Профилактика зависимостей. — 2016. — ​Т. 7, № 3. — ​С. 59-112.

СТАТТІ ЗА ТЕМОЮ Психіатрія

27.03.2024 Психіатрія Сучасне лікування негативних симптомів при шизофренії

У березні відбулася науково-практична конференція «Мультидисциплінарний підхід до проблемних питань неврології та психіатрії: нові стратегії лікування. Стрес-асоційовані розлади – виклики сьогодення». Захід був присвячений питанням вирішення проблем психічного та неврологічного характеру як однієї з загроз сучасного суспільства. ...

12.03.2024 Психіатрія Терапія та сімейна медицина Тривожні розлади: погляд клінічного фармаколога

У сучасному світі люди щодня мають справу з величезною кількістю стресових ситуацій. Стрес – ​неспецифічна реакція організму у відповідь на стресовий фактор / небезпеку [1]. Сьогодення – ​вкрай стресовий час; ми постійно відчуваємо ті чи інші стресові ситуації, але в частки людей стресова подія трансформується і прогресує у тривожні розлади; іноді достатньо щонайменшого стресового епізоду, щоб зумовити розвиток тривожних розладів. Деякі люди, які перманентно перебувають у поточній стресовій ситуації, котрі зазнають один стрес за іншим, зберігають достатньо адекватне емоційне реагування, тобто адекватна емоційна реакція не перетворюється на тривожні розлади. ...

05.03.2024 Психіатрія Синдром підвищеної тривоги як фактор порушення поведінки та самопочуття дитини під час воєнного стану

Наші діти зростають та живуть у складний час. Під час воєнного стану окупантами завдано значної шкоди як інфраструктурі України, так і життю й здоров’ю багатьох людей, особливо дітей, адже це найнезахищеніша категорія нашої спільноти. Найвищими цінностями зараз залишаються відчуття захищеності та безпеки як дітей, так і родини; однак на сучасному етапі наявність стійких стресів, постійної потреби переміщатися із класів або домівки до сховища на тлі відчуття страху обстрілів, почуття особистої тривоги, внутрішнього занепокоєння є невід’ємними супутниками загального стану наших дітей....

28.02.2024 Психіатрія Застосування арипіпразолу в лікуванні резистентної депресії

Депресія – це тяжка й поширена хвороба, яка уражає понад 300 млн осіб у всьому світі та вважається однією з найвагоміших проблем громадського здоров’я у ХХІ столітті (WHO, 2017). Інвалідизувальна природа депресії призводить до низки професійних, економічних, соціальних та особистих несприятливих наслідків (Thompson C., 2010). Протягом останніх років кількість випадків депресії значно зросла, перевантажуючи систему охорони здоров’я (Cipriani A. et al., 2018)....