27 березня, 2015
Ирина Следзевская: «В работе я всегда ценила ум, честность и порядочность»
О силе характера, мужестве, высокообразованности и порядочности одной из старейших сотрудниц Института кардиологии им. Н. Д. Стражеско АМН Украины — Ирины Казимировны Следзевской — ходят легенды. В этом Институте она работает уже сорок лет. Коллеги говорят, что она всегда помогала талантам, а ничего не стоящих выскочек клеймила беспощадно. На нее во всем можно безоговорочно положиться. Светлый ум и эрудиция помогли ей состояться в науке. Это — самодостаточный, решительный и абсолютно уверенный в себе человек. Но, пожалуй, самую емкую характеристику ей дали коллеги: И. К. Следзевская — просто великая женщина.
— Ирина Казимировна, хотелось бы начать с ваших корней. Дома у вас была теплая атмосфера?
— В нашем доме, действительно, царила теплая атмосфера. Я родилась в 1928 году, в те годы положение интеллигенции, сами знаете, было нелегким. Мой отец Казимир Генрихович Следзевский был художником, в творческих кругах его знают как Агнита Следзевского, Агнит — его псевдоним. Он был заслуженным деятелем искусств, о нем и его творчестве есть сведения в украинской энциклопедии по искусству. Мама имела филологическое образование. Так что я выросла в гуманитарной семье, где большую роль отводили культурному развитию. А культура — это не только накопленные знания, это и моральные качества, которые во мне, несомненно, заложили родители. До того, как началась война, я уже успела прочитать немало книг. Тогда не было телевизоров, если в семье или квартире, а они чаще были коммунальными, был радиоприемник — это считалось большой роскошью. Поэтому источниками культурного наследия у нас были литература и изобразительное искусство. Когда началась война, мы с мамой уехали в эвакуацию, отец всю войну прошел, работая в партизанской фронтовой газете, за его голову немцы неоднократно предлагали денежные награды. Редактором газеты был Николай Платонович Бажан, в нашей библиотеке долго хранилась его небольшая книжечка с шуточной надписью: «Перо та пензель Казимира — це ніж під ребра німця-звіра».
Через всю жизнь я пронесла глубокое уважение к своей фамилии, которая после замужества соединилась с еще одной известной фамилией. Мой супруг Георгий Викторович Яновский — внук знаменитого врача Феофила Гавриловича Яновского.
Мы всегда очень ценили фамильные устои, традиции. Вы знаете, в годы нашей молодости мы не были богатыми. К накоплению материальных ценностей ни наши родители, ни мы не стремились. Уровень достатка заключался в другом — деньги тратили на книги, на создание хорошей библиотеки. И, что немаловажно, их читали, прочитывали от корки до корки. Эта традиция в нашей семье сохранилась до сих пор.
— Почему вы остановили свой выбор на медицине?
— История подтверждает, что люди, выросшие в семьях гуманитариев, часто становились врачами. Чехов, Вересаев, Булгаков — многие писатели были врачами. Очевидно, играют роль человеческие качества, которые закладываются воспитанием в таких семьях, мышление, присущее людям творческих профессий. После школы вопроса, кем быть, для меня не существовало: я четко знала, что буду медиком.
— Как отнеслись к вашему решению родители?
— Они как раз не очень хотели, чтобы я стала врачом. Считали, что в медицину идут те, у кого нет никаких способностей. А если есть способности к литературе, к искусству, значит, нужно идти в институт гуманитарного профиля, если способности к точным наукам, а я хорошо занималась по математике, — поступать в технический вуз. А в медицине ничего не надо уметь, там нет никакого профиля. Так что, по их мнению, я выбрала более легкий жизненный путь (смеется). Но хотя они и отнеслись к моему выбору с определенной долей непонимания, ни отец, ни мама меня не останавливали.
— Своей специальностью вы выбрали «царицу» медицины — кардиологию. С чем это связано?
— С самого начала учебы я мечтала посвятить себя лечебной работе. Окончив медицинский институт с отличием, я имела возможность пойти в научно-исследовательский институт не клинического профиля, но подала документы, сдала экзамен и прошла по конкурсу в аспирантуру тогда уже широко известного Украинского НИИ клинической медицины, организованного знаменитым ученым, академиком Н. Д. Стражеско. В Институт я пришла как раз в год смерти Николая Дмитриевича. В то время это был институт широкого профиля с отделениями неврологии, патологии беременных, куда поступали женщины, у которых беременность развивалась на фоне патологии внутренних органов, в частности пороков сердца. В отделении хирургии изучали реакцию на переносимость хирургических вмешательств у больных с различной патологией. Сотрудники института работали над проблемами ревматизма, гипертонической болезни, недостаточности кровообращения, клинической фармакологии, гематологии, нейроэндокринных заболеваний и т.д. Н. Д. Стражеско сумел охватить все звенья внутренней медицины для решения проблем различных патологий внутренних органов. Я попала в кардиологический отдел, руководителем которого был ученик Н. Д. Стражеско, профессор А. А. Айзенберг.
Кстати, когда я пришла в институт, я почувствовала себя в такой же комфортной атмосфере отношений, которая царила в моем доме. Ко мне всегда очень хорошо относились и профессора, и мои коллеги.
— В годы становления вас окружали прекрасные специалисты, ставшие корифеями кардиологии. Кто из них оказал на вас большее влияние?
— Первым моим учителем еще в институте был известный профессор Анатолий Петрович Пелещук, 90-летие которого мы будем праздновать в этом году. Он — ученик известного профессора В. Н. Иванова. Нам очень повезло, что он преподавал нашей группе, от него мы многое почерпнули. Второй учитель — упомянутый мной профессор А. А. Айзенберг. Я проработала с ним десять лет, пока он не перешел на кафедру. Для меня это была чисто «стражесковская» школа, он был очень мудрым человеком и прекрасным специалистом. — Ирина Казимировна, какие качества были присущи профессорам тех лет?
— В наше время человека с высшим образованием воспитывали так, что он должен быть порядочным, честным по отношению к коллегам, друзьям, преданным своему делу. Это не мешало нашим учителям быть строгими и требовательными, когда это было необходимо. Точно знаю, что наши профессора всегда были дружны между собой, этично относились к своим ученикам.
— Мир изменчив, а с ним меняются и люди, соответственно, и их отношения? Как вы считаете?
— Я думаю, что первое место у людей сейчас, к сожалению, занимает проблема достатка. Раньше все мы были в достаточной степени бедны, в бедном государстве, безусловно, не могло быть хорошей медицины. Но не было и такого расслоения, как сегодня. А теперь нередко люди гонятся за возможностью выйти на иной уровень материального благосостояния, и это разделяет их. Конечно, несколько изменилась ситуация, изменилось общество, отношение людей к работе, их отношения друг с другом. Но такие качества, как порядочность, честность, нравственность не утеряны, потому что человек, получивший хорошее воспитание, независимо от того, будет он богат или беден, останется самодостаточным человеком, который привык жить по своим догмам. Хотя, конечно, деньги — очень большой соблазн, тут есть реальная возможность потерять себя.
— На ваших глазах происходила реорганизация института, расскажите, пожалуйста, как это было?
— Украинский НИИ клинической медицины организован в марте 1936 года. Я пришла работать в 1952 году, когда после смерти Н. Д. Стражеско институт возглавил его ученик, очень талантливый ученый, профессор А. Л. Михнев. Он не стремился существенно изменить структуру института, поскольку за годы руководства Н. Д. Стражеско он стал настоящей клинико-терапевтической школой, многое сделавшей для формирования кардиологического направления в Украине. Впоследствии, когда институт был переименован в Институт кардиологии им. Н. Д. Стражеско, его структура претерпела существенные изменения, он стал чисто кардиологическим. Кардиохирургия перешла в институт к профессору Н. М. Амосову, частично — к профессору А. А. Шалимову. Были расформированы и другие отделы. Но я считаю, что произошедшие перемены — вполне естественная ситуация. В настоящее время такой центр, каким был НИИ клинической медицины, потребовал бы колоссального размаха. Это был бы огромный конгломерат, массив, который должен расти, постепенно присоединяя к себе другие островки науки, а сегодня сделать это практически невозможно.
— Если говорить о неотложной кардиологии, то именно вы и профессор Нонна Акакиевна Гватуа подняли этот раздел кардиологической науки на должный уровень. Как вы сами оцениваете ваш тандем?
— Мне кажется, нашу совместную работу оценить очень просто. Характеры с Нонной Акакиевной у нас были разные, но тип мышления — одинаковый. При консультации мы нередко делали одинаковые заключения, у нас никогда не возникало принципиальных разногласий. С ней мы всегда работали в тесном контакте, никогда не конкурировали, в работе, наоборот, во многом зависели друг от друга. Мы были очень дружны, встречались семьями. Очень жаль, что она так рано ушла из жизни.
Когда была организована постинфарктная служба, мы начали работать вместе по проблеме инфаркта миокарда, но каждая из нас вела свой раздел. Нонна Акакиевна работала в отделении реанимации — это первый этап острого инфаркта миокарда. Раньше больной с инфарктом лежал шесть недель и только после того, как у него образовывался рубец, ему разрешали садиться, еще позднее — стоять. Мировая медицинская общественность подняла вопрос о медико-социальной реабилитации таких больных. И я курировала отдел реабилитации, целью которого были активизация и реинициализация больных инфарктом миокарда.
— Что вы цените в коллегах больше всего, какие качества?
— Уже более четырех десятков лет я работаю в институте, и мне всегда везло с сотрудниками — и когда была начинающим врачом, и когда работала самостоятельно. В чем причина этого везения, я, честно говоря, не знаю, но со мной всегда работали хорошие люди. Возможно, потому, что выгоды особой не видели. Кто хотел работать, кто любил свое дело, те работали, и у меня к ним никогда не было претензий. Я только всем помогала в науке. У меня всего 14 кандидатов и 4 доктора наук, это, в общем-то, не так много. Но не было ни одной работы, в которой я не принимала бы участие как руководитель. Никогда не подписывала работу просто так, не подходила к этому формально. Возможно, поэтому коллеги и ценили мое отношение к ним и к нашему общему делу. А что касается конкретных качеств, то, во-первых, это — честность в работе, что для меня всегда очень важно. Если ты честен в работе, значит, на тебя можно положиться. И, во-вторых, — ум, образованность, желание учиться. Я считаю, если ты научный сотрудник, то просто обязан быть умным.
— Как вы оцениваете нынешних ученых-кардиологов?
— Как очень способных и талантливых специалистов. Они ни в коей мере не слабее профессоров, которые сформировались как личности лет 30 назад. Не менее способны, не менее эрудированны, имеют выход за рубеж, что сегодня немаловажно. Но им гораздо труднее работать. Труднее, понимаете? Из-за слабой материально-технической базы, из-за того, что приходится самим добывать все необходимое для работы. Я не знаю, в каком положении находятся другие точные науки, но медицина не получила того должного развития, которое дало бы ей возможность продвинуться намного вперед.
Вперед вырвалась только хирургия, она, несомненно, достигла высокого уровня развития. Наши хирурги умеют делать абсолютно все, я никогда не советую нашим больным оперироваться за рубежом. Советую оперироваться в Институте сердечно-сосудистой хирургии АМН Украины, которому в скором времени будет присвоено имя Н. М. Амосова. И хотя говорят, что хирурги берегут нитки, что не хватает того, другого, я уверена, что все постепенно наладится. Главное, что они умеют делать все, пусть и в несколько худших условиях, чем за рубежом. В нашем Институте также успешно работает отделение коронарной хирургии, где восстанавливается коронарное кровообращение, даже в первые часы развития инфаркта миокарда.
Что же касается внутренней медицины, то мы прекрасно знаем, что не все можем сделать. Слишком велико у нас засилье зарубежной фармакологической продукции. Молодые врачи все больше применяют зарубежные препараты, которые за рубежом прошли апробацию, получили лицензию, но они новые для нас. Вследствие этого наша наука уходит в сторону от индивидуализации оценки состояния конкретного больного. В какой-то степени индивидуальность диагностики и лечения утеряна, она никем не поддерживается, поскольку за это никто не платит. То есть работает схема. Лекции на наших знаменитых научных собраниях кардиологического общества стали носить общий программный характер. А раньше заседания общества всегда начинались с разбора конкретного больного. Я думаю, что пройдет какое-то время, и эта ситуация негативно отразится на состоянии практической медицины. Возвращаясь к вашему вопросу, хочу еще раз сказать, что сегодня в нашем Институте работают очень толковые специалисты.
— В вашем доме уникальная коллекция часов, картин, прекрасная библиотека, вы любите музыку. Есть ли еще какие-то привязанности?
— В нашей семье, действительно, все очень любят искусство. Раньше я была тесно связана с художниками, окружением моего отца. У нас большая коллекция книг по изобразительному искусству, в основном великолепно изданные немецкие издания, в которых представлены картины из музеев различных стран.
Мы с мужем до сих пор продолжаем пополнять домашнюю библиотеку, читаем художественную литературу. Потребление информации у нас не звуковое, как у нынешнего поколения, мы воспринимаем ее по-старому, через книги. Сейчас, например, читаем книгу Э. Радзинского о жизни Наполеона.
Что касается картин, то это в основном подарки друзей, знакомых. А часы собирает мой супруг, это его коллекция. Их на самом деле не так много, и сейчас они приносят только материальные хлопоты. Часы должны ходить, играть, поэтому нуждаются в постоянном уходе и починке. Вот с чем, с чем, а с часами приходится постоянно возиться.
— Ирина Казимировна, как человек, любящий творчество, можете ответить на несколько кратких вопросов?
— Во всяком случае попробую.
— Ваш любимый композитор?
— Шопен.
— Любимый художник?
— Врубель.
— Любимый писатель?
— Не могу назвать одну фамилию — Чехов, Булгаков.
— Любимый актер, актриса?
— До сих пор с удовольствием смотрю фильмы с участием Анатолия Папанова, Андрея Миронова, братьев Соломиных, обожаю Юрия Никулина, Алису Фрейндлих и других известных актеров советского кинематографа. Из актеров более молодого поколения нравится Олег Янковский.
— Можно ли спросить о вашей личной жизни?
— Конечно, можно.
— Вас с мужем связало общее дело или это была любовь с первого взгляда?
— Профессия нас связать не могла, когда мы познакомились, были еще молодыми и только начинали заниматься наукой. Скорее, второе. Позже, конечно, профессия стала одной на двоих и, надо отдать должное, сыграла огромную роль в том, что мы уже почти 50 лет вместе. Всю жизнь мы с мужем занимаемся одним делом. Хотя я вам скажу, жить так долго вместе — нужен особый талант.
— Какой вы человек в быту?
— Рабочий.
— Вот так банально просто?
— Да. Я все делаю сама. Всю жизнь. К сожалению. Я не люблю быт, не люблю вести домашнее хозяйство. Это хлопотно. Но все делала сама, потому что понимаю, что кому-то это делать надо.
— Ирина Казимировна, вас называют человеком мужественным, решительным, бескомпромиссным. Эти качества вам помогают или мешают в жизни?
— По поводу бескомпромиссности, пожалуй, не соглашусь. Без компромиссов жить, наверное, нельзя. Другое дело, что они должны быть разумными. Я всегда руководствуюсь результатом дроби, где числитель — давление на человека, а знаменатель — его сопротивление. Мне кажется, надо мудро сочетать эти два фактора. Нельзя от всех требовать одинакового результата. Это — несчастье советского воспитания, в котором что-то было и положительное, но был и фальшивый максимализм.
В работе я всегда руководствуюсь правилом — никогда не идти к начальству с каким-либо вопросом, не имея четкой аргументации. Я никогда не буду просить что-то просто так. Иду только в том случае, если это крайне необходимо и если могу привести достаточно убедительные доводы, почему это нужно. Если начальник разумный, он, как правило, со мной соглашается. У меня твердый характер, поэтому я умею перенести и сопротивление, и отрицательные эмоции, и отстоять свою точку зрения, а это, уверена, еще никому не мешало в жизни.
— Что вам сегодня и как прекрасному специалисту, и как умудренному опытом человеку, и как великой женщине еще хотелось бы сделать?
— Я думаю, что, пока человек работает, он должен делать что-то новое. Иначе неинтересно жить, особенно, если ты — человек науки. Проблемы лечения и реабилитации больных, перенесших инфаркт миокарда, над которыми в свое время мы работали с Нонной Акакиевной, и очень много сделали в этом плане, сейчас получила новое развитие. Вопрос реабилитации в последние годы был несколько забыт, как это часто бывает. Когда сделано все возможное, тема, если можно так выразиться, выходит из моды. Порой она уходит навсегда, порой возвращается. Сейчас как раз пришло время ее возрождения. Почему? Потому что кардиология очень сложный раздел, и тех коротких выводов, что делаются непосредственно после перенесенного заболевания при проведении массовых исследований, явно недостаточно. Когда человек после болезни попадает в социум, возникает много вопросов, в частности качества его жизни, куда входят и вопрос стоимости лекарств, и возможность их постоянного приема, и частота госпитализации, и отношение больного к своему здоровью — может ли он делать все то, что ему рекомендовано. Поскольку сейчас вопрос качества жизни таких больных встал во главу угла, мы над ним вплотную работаем. Так что работать, работать и работать. Это — мой девиз. Пока могу, буду заниматься своим любимым делом.
P.S. В январе Ирина Казимировна Следзевская отметила юбилей — 75-летие. Она относится к этой дате философски: продолжает активно трудиться, помогает ученикам знаниями, опытом, учит их умению преодолевать многочисленные трудности, которые встречаются на пути к освоению науки.
Здоровья, творческого долголетия, мудрости, терпения и благополучия ей желают коллеги, ученики, друзья и мы, коллектив «Медичної газети «Здоров’я України».