Сифилис: происхождение и влияние на мир

В первой половине XVI века на жителей Европы, уже успевших было оправиться от последствий пандемии «черной смерти», обрушилась новая напасть: эпидемия так называемой галльской, или французской, болезни, широко распространившейся по Европе после возвращения французских солдат короля Карла VIII из победоносного похода в Италию.

Болезнь вскоре стала настоящим бичом для неверных мужей и жен, всех распутников и распутниц, ибо передавалась она, как правило, половым путем. Увы, доставалось и вполне целомудренным женам, и любящим мужьям!

Эпидемия «галльской болезни» оказала огромное влияние на европейскую (и, следовательно, мировую) культуру, этику и мораль, внеся в них значительные коррективы. Вспомним же истоки происхождения этого заболевания.

Терминология

Самое известное (популярное) название сифилиса – ​а вы уже догадались, что речь пойдет о нем, – ​подарила нам поэма профессора Падуанского университета (Италия), ­гуманиста и врача Джироламо Фракасторо, вышедшая в 1530 году под названием ­«Сифилис, или О галльской болезни».

Широко разошедшееся среди неравнодушного населения (а эпидемия бушевала уже как минимум четвертый десяток лет), название быстро прижилось. В Российской империи начала прошлого века сифилис в просторечии называли «французка». А во Львове, к примеру, долгое время было популярным слово «францюватий», ​то есть зараженный сифилисом или родившийся от инфицированной матери.

Само же слово «сифилис» Фракасторо произвел от имени мифического свинопаса Сифила, разгневавшего богов (Ренессанс снял запрет на античные мифы, переживавшие второе рождение) и подвергшегося в наказание заражению. Новая терминология заменила первоначальное название неизвестного еще европейцам заболевания, и о скромном латинском слове lues (то есть зараза) совершенно забыли. Добавим, что имя для своего незадачливого свинопаса добрый поэт­профессор позаимствовал у персонажа одной из пьес Овидия, чем впоследствии породил немало споров о действительном времени появления этой тяжелой болезни.

Современная наука определяет сифилис как хроническое системное венерическое инфекционное заболевание, вызываемое бактериями вида Treponema pallidum (бледная трепонема). Сифилис передается, как правило, половым путем, вследствие чего относится к группе венерических заболеваний наряду с гонореей или мягким шанкром.

Тем не менее возможна передача сифилиса и через кровь, например, при переливании крови зараженного сифилисом донора, или у инъекционных наркоманов при пользовании общими шприцами, общими емкостями для растворов наркотиков, или в быту при пользовании общими средствами гигиены, например, зубными щетками. Возможно заражение ребенка молоком матери, даже при отсутствии видимых изменений в области молочной железы. Также заразной является сперма, даже если нет видимых патологических очагов на половом члене больного.

Инкубационный период первичной стадии сифилиса составляет в среднем 3 недели (интервал от нескольких суток до 6 недель) с момента заражения.

Появление

Строго говоря, в настоящее время вопрос о происхождении сифилиса можно считать практически разрешенным. Версия о его давнем (древнем) европейском происхождении так и не сумела выйти за пределы предположений и не нашла своего подтверждения в исследованиях, проводимых при помощи ­современных научно­технических средств, а так называемая африканская теория находится в еще более худшем положении – ​ее гипотезы не подтверждаются временем и географией распространения эпидемии сифилиса.

Поэтому очевидно, что наиболее близкой к истине является «американская» теория, согласно которой «галльскую болезнь» в Европу привезли испанские матросы Христофора Колумба из Новой Земли (Латинской Америки). Некоторые ученые происхождение европейской ветви сифилиса определяют с примерной точностью (речь идет о том, что его завезли с острова Гаити). Но общий смысл понятен: в ответ на привезенную европейцами холеру, чуму и оспу американцы «поделились» сифилисом.

Вторжение летом 1494 года войск короля Франции Карла VIIІ в Италию было неслыханным для того времени по эффективности и скорости. Суперсовременная, с пушками и грозными каре швейцарской пехоты, французская армия шла от победы к победе. К концу того же года только погрязшее во внутренних неурядицах Неаполитанское королевство да «вечная» Республика Святого Марка (Венеция) не познали на себе тяжелую длань французской оккупации.

После недолгих сомнений Карл VIIІ устремился на Неаполь. Город быстро пал, и начался бесконечный «пир победителей». Отличный пример своим воякам подал лично король, собравший к моменту возвращения домой целую повозку портретов неаполитанских (и не только) дам, разделивших с ним скромное походно­полевое ложе.

Ничуть не злорадствуя, добавим, однако, что вывезти свидетельство своих амурных побед из Италии королю все же не удалось: обоз был захвачен итальянцами, и честь городов полуострова не пострадала.

Но вернемся в Неаполь. Французский историк Бретон с живостью, присущей его нации, демонстрирует нам атмосферу покоренного ­города, напоминающую всем любителям античности «капуанское сидение» Ганнибала.

Бретон пишет: «Карл устраивал празднества, турниры и костюмированные балы, на которых некоторые местные красавицы появлялись в наряде, состоящем лишь из нескольких ниток жемчуга. Кроме того, воспользовавшись теплыми весенними ночами, он дал на открытом воздухе несколько грандиозных банкетов, каждый из которых заканчивался не менее грандиозной оргией.

И нередки были случаи, когда под утро охрана находила на лужайках, вокруг неубранных столов сплетенные парочки, свалившиеся там, где их одолел сон. Следует сказать, что подобные безумства совершались не только в окружении короля – ​во власти настоящей любовной лихорадки оказалась чуть ли не вся армия».

Прекрасно, не правда ли? Впрочем, не все было столь романтичным. Современник этих событий, венецианец Сануто, пишет о происходившем с другой точки зрения: «Французов интересовал лишь греховный акт, и женщин они хватали силой, без всякого уважения к личности».

Хронист приводит пример несчастной шестнадцатилетней девушки, изнасилованной целой группой солдат, проходившей мимо ее жилища. «Король вежливо выслушал несчастного (отца пострадавшей. – ​Ред.) и посочувствовал, но ничего для него не сделал», – ​свидетельствует Сануто. Да и как он мог наказывать своих солдат, если сам в это время развлекался в обществе насельниц монастыря Святой Клары?

Между тем бежавшие из города солдаты неаполитанского короля (значительную долю среди которых составляли испанцы, прибывшие в рамках союза между Мадридом и Неаполем) оставили победителям опасный сюрприз. Испанские наемники оказались переносчиками сифилиса, что вскоре предстояло выяснить французам – ​и самым неприятным образом. И вновь мы обращаемся к Бретону: «…однажды утром один из благородных кавалеров почувствовал непонятное для него покалывание. На следующий день и того хуже – ​появились боли, а вскоре все тело покрылось мелкими прыщами.

Обеспокоенный больной пригласил врача, который не смог прийти сразу по вызову по той причине, что в одно и то же время все гости короля оказались поражены какой­то странной болезнью…

Несчастные дорого заплатили за миг наслаждения. Тела их от головы до колен покрылись коростой, у некоторых провалились рты, другие ослепли. Последних, впрочем, можно считать счастливцами, поскольку они не могли видеть свое заживо гниющее тело.

Спустя месяц эпидемия в рядах французской армии достигла масштабов подлинного бедствия. Ведь красавицы, прислуживавшие на банкете, были не единственными разносчицами ужасной болезни. Большинство неаполитанок носили «яд» в своей крови, и тысячи солдат очень скоро оказались отравленными. Сотни их умерли, даже не поняв, откуда на них свалилась страшная болезнь».

Французы метались в агонии. Откуда взялась эта негаданная напасть? Кто­то говорил о проказе, другие обвиняли своих товарищей в каннибализме. Появилось и предположение о том, что причиной был половой акт с лошадью, зараженной кожным сапом.

Началась паника, ибо болезнь не щадила никого, даже многочисленных священников, путешествовавших вместе с королевской армией. Отступавшие с боями французы привезли с собой страшные истории о «неаполитанской заразе» и, разумеется, ее возбудитель.

Уже к 1496 году сифилис распространяется на территории Франции, Священной Римской империи (Германии и зависимых от нее стран), а вслед за тем продвигается по Польше и Венгрии дальше на восток. В 1497 году первые жертвы фиксируются в Великом княжестве Литовском: «…в том же году в Литовской земле был большой голод и стали распространяться среди людей французские болезни». На украинские земли «галльская болезнь» пришла через два года. Примерно в тоже время «мечущаяся болячка» достигла границ Московского государства.

Всего первая волна эпидемии убила до 5 млн человек в Европе, и вплоть до середины XVI века сифилис оставался одной из самых распространенных причин смерти европейцев.

И не только. К 1500 году болезнь вышла за пределы субконтинента, распространяясь на весь мир с испанскими, португальскими и голландскими кораблями. Через 18 лет после первых смертей в Неаполе сифилис собрал свою жатву даже в далеком японском Киото.

Вторая волна эпидемии, прокатившаяся по миру, забрала с собой не менее 5 млн жертв в Китае и около 10 млн в Азии и Африке. Пандемии, сравнимой по количеству жертв с «юстиниановой чумой» или «черной смертью», все же не произошло, но с тех пор сифилис стал неотъемлемой – ​и крайне неприятной – ​частью жизни европейцев, азиатов, африканцев и американцев. Частью, оказавшей огромное влияние на быт, сознание и нравы человечества. Такое положение дел сохраняется, впрочем, и сегодня.

Последствия

Мода на целомудрие стала первым следствием появления заболевания: многие удивятся, но европейские нравы XVI века были далеки от привычных нам представлений и даже по нынешним меркам выглядят весьма свободными. С началом эпидемии этому пришел конец: в первые годы после появления в Европе сифилиса во Франции тысячи «распутниц» осаждали монастыри, стараясь укрыться от заражения. Среди них были и вполне добродетельные, еще невинные девушки, надеявшиеся переждать эпидемию за надежными монастырскими стенами. Поток желающих был столь велик, что монашенки ввели процедуру строжайшего осмотра «кандидаток», разом отсеивая и уже зараженных, и еще не знавших мужчин.

Именно с той поры государства взяли на себя роль хранителей благочестия: ​они принялись контролировать половую жизнь своих подданных. Любопытно и очень характерно, что именно с первой половины XVI века вновь стала нарастать во многом «успокоившаяся» в период Ренессанса религиозная нетерпимость: аппараты церкви ­(католической, православной и других) не преминули «воспользоваться» существующим положением, истолковав эпидемию как еще один бич Божий за грехи человеческие.

Набирала силу инквизиция, а XVI и первая половина XVII века стали временем так называемых религиозных войн.

Подготовил Роман Меркулов

Тематичний номер «Урологія. Нефрологія. Андрологія» № 3-4 (10-11), листопад 2017 р.