27 березня, 2015

Страницы жизни выдающегося ученого-офтальмолога

Я всю свою жизнь посвятил борьбе со слепотой, чтобы помочь больному
Акад. В.П. Филатов

И он пошел по стопам отца
Размеренную жизнь провинциального Саранска, что в Мордовии, всколыхнула новость: сюда, на малую родину, приезжает знаменитый академик Филатов, ученый с мировым именем. В плотном графике визита Владимир Петрович выкроил время и для посещения родного села Михайловки, где некогда земским врачом служил его отец Петр Николаевич…
Именитый гость в сопровождении земляков-медиков направился к сельской больнице, открытой в свое время еще отцом. Там Филатов одел предложенный белый халат и начал осмотр больных. Уже поздним вечером он погрузился в воспоминания.
Вспомнил, как сопровождал отца в эту больницу, наблюдал за приемом. Отец был целителем-универсалом, лечил от многих болезней, ибо другого специалиста не было, а до уездной больницы было свыше сорока верст. Обращались и с больными глазами. Отец, как мог, помогал. Этот незрячий люд производил на гимназиста Володю Филатова особенно тягостное впечатление.
И он пошел по стопам отца. Успешно окончив Симбирскую гимназию, сын земского врача поступил в Московский университет на медицинский факультет. В то время в нем преподавали корифеи медицины И.М. Сеченов, Ф.Ф. Эрисман, Г.А. Захарьин, А.А. Крюков.
Филатов избрал для своей специальности офтальмологию. Запомнились сказанные с отчаянием слова отца: «Как хотелось бы помочь этим полузрячим беднягам, да возможности нет: слаба еще наша медицина».
В 1897 г. он окончил медицинский факультет Московского университета и начал работать ординатором университетской клиники глазных болезней. Через шесть лет профессор С.С. Головин пригласил молодого специалиста на работу в Новороссийский (Одесский) университет. Филатов начал работать ассистентом клиники, через пять лет защитил докторскую диссертацию, а через три года стал заведовать кафедрой глазных болезней Новороссийского университета.

Незрячие двинулись в Одессу
В начале 30-х годов прошлого столетия научные открытия молодого ученого, в частности оригинальная методика пластики с «круглым стеблем», вышедшая и за пределы офтальмологии, сделала Филатова известным и за рубежом.
В Одессе было решено основать Научно-исследовательский экспериментальный институт офтальмологии, ставший со временем Институтом глазных болезней и тканевой терапии. Его Владимир Петрович возглавлял до конца своих дней.
Тысячи больных с бельмами со всей страны направились в Одессу. С основанием Института открылись новые возможности для научной, экспериментальной работы. Как вдруг – война. Эвакуация института в далекий Ташкент, изнурительная работа на фронт. И снова Одесса. В.П. Филатову предстояло расширить Институт, увеличить его штат, возобновить научные исследования, прекращенные в годы войны. Кроме Института, профессор возглавлял еще и кафедру, клинику глазных болезней Одесского мединститута.
За большие успехи в исследовании проблемы пересадки роговицы и тканевой терапии В.П. Филатову была присуждена Государственная премия І степени, Академия наук тогдашнего СССР наградила ученого золотой медалью имени И.И. Мечникова. Его методика лечения глазных болезней широко применялась не только в своей стране, но и за рубежом.

Бельмо на глазу
Как-то на прием к профессору попросился юноша, лицо которого было обезображено несуразным шрамом – следом сильного ожога. После основательных размышлений перед Владимиром Петровичем вырисовалась идея знаменитого впоследствии филатовского «круглого стебля»: на место пластики пересаживается кусочек кожи нужного размера. Лицо того юноши удалось спасти.
Родившись в офтальмологии, метод филатовского «круглого стебля» нашел широкое применение и в практике реконструктивной хирургии. Им пользовались и хирурги в годы Великой Отечественной войны.
В детстве, помогая отцу-врачу, Владимир наблюдал, как тот переживал, когда к нему обращались люди с бельмами. Еще в студенческие годы Филатов начал изучать специальную литературу, надеясь помочь таким больным. Он вычитал в самых общих чертах о теоретической возможности восстановить зрение путем пересадки роговицы. Обратился к опытным врачам офтальмологам. «Кератопластика погребена, это бесперспективная проблема,» – таковым было их мнение.
В Европе этим пытались заняться Эльшпиг, Гиппель, Мажито, но почему не было результатов? Стал изучать методику Гиппеля – Эльшпига. Сплошь и рядом тяжелые осложнения, сводящие на нет все попытки помочь слепым.
Нужно было создавать свою, более совершенную методику. «Я напряженно думал над тем, как усовершенствовать процесс вырезания диска из бельма, – писал ученый в воспоминаниях. – И только через тридцать лет… идея решения проблемы будто бы выкристаллизовалась в четкой форме».

Вспоминает академик Н.А. Пучковская
В конце 70-х годов ХХ ст. Надежда Александровна Пучковская, ближайшая ученица академика Филатова, после его смерти возглавившая его Институт, в интервью рассказала о работе Владимира Петровича в области кератопластики, о трудностях, возникающих при этом:
– Все усилия Филатов сконцентрировал на разработке техники операции частичной сквозной кератопластики. При этом в бельме против зеницы специальным трепаном вырезают отверстие диаметром 4-5 миллиметров и туда пересаживают такого же размера кусочек здоровой, прозрачной роговицы. Применявшийся в Европе трепан Гиппеля слишком громоздкий, нередко сразу же после просекания бельма из отверстия появлялся раненный трепаном хрусталик, а за ним и прозрачное стекловидное тело, или же пересаженный диск роговицы выпадал из отверстия в бельме. После таких осложнений часто погибал и глаз. Владимир Петрович предложил фиксировать пересаженный кусочек роговицы (трансплантат) кусочком конъюнктивы, покрывающей переднюю поверхность глазного яблока. При таком методе трансплантат практически уже не мог выпасть.
Но это была лишь техника. Сложной оставалась проблема материала для кератопластики.
На международной Парижской научной конференции, посвященной вопросам слепоты в мире, были оглашены цифры: 6 миллионов слепых на оба глаза, 15 миллионов глубоких инвалидов по зрению. Ученого поразили и такие данные: 30-40 процентов составляли слепые с поражениями роговицы.
Итак, новая проблема: где брать материал для пересадки? Логика подсказывала: использовать роговицу оболочки глаза другого пациента, у которого только что удалили ее вследствие травмы, опухоли. Но при таких поражениях, как правило, повреждалась и роговая оболочка. Таким образом, источник снабжения живым материалом был весьма сомнительным.
Филатов начал серию новых исследований по использованию для кератопластики роговицы умерших. Получил интересные результаты: такая роговица приживается даже лучше, чем живая, взятая от только что удаленного глаза.
Следующая проблема – разработка способа хранения, консервация глаз, взятых от трупа. Самым надежным оказался способ хранения во влажной, герметически закрытой камере при температуре 2-4 градуса по Цельсию.
Осталось все же упростить, совершенствовать технику операции, дабы надежно устранить опасность ранения хрусталика и выпадения стекловидного тела. О сложностях решения этой задачи рассказала Н.А. Пучковская:
– Владимир Петрович снова и снова анализировал причины частого повреждения хрусталика трепаном Гиппеля и ручным трепаном. Он обратил внимание на вытекание жидкости передней камеры глаза в момент просекания бельма. Окончательно прояснилось, что существующие трепаны никогда не обеспечат успеха операции. Трепан – металлический полый цилиндр с острым краем. Острый край врезается и ранит хрусталик, вследствие чего развиваются различные осложнения. За выпадением хрусталика может начаться и выпадение стекловидного тела.
Филатов изменил форму внешней поверхности трепана, придал ему возле края коронки форму цилиндра, переходящего в конус. Конусоподобная часть коронки трепана, будто клин, входит в щель в бельме, образующуюся при его трепанации, и не дает жидкости вытекать из глаза. А чтобы жидкость не протекала в канал трепана, Владимир Петрович вставил в него на определенной высоте герметическую перегородку, чтобы столб воздуха в канале препятствовал этому. Таким образом был создан отечественный инструмент – трепан ФМ-3. Жидкость оставалась в камере, следовательно, хрусталик не мог приблизиться к роговице и повредить ее. Частичная сквозная кератопластика перестала быть опасной, доступной лишь отдельным хирургам-виртуозам.
О нововведениях в кератопластике В.П. Филатов доложил на заседании Московского офтальмологического общества, продемонстрировал нескольких прооперированных больных специалистам.

Проникая в тайны кератопластики
В те годы еще не было известно, можно ли пересаживать роговицу не сразу после смерти донора, а в более поздние сроки. В эксперименте ученый исследовал жизнедеятельность высушенной и замороженной роговицы, решал и прочие теоретические вопросы, связанные с ее консервацией и трансплантацией.
Нововведения, разработанные академиком Филатовым, со временем получили еще большее признание не только в нашей стране, но и за рубежом.
Уже после смерти ученого, в 1964 году, директора Института Филатова в Одессе Н.А. Пучковскую пригласили на Всемирный конгресс в Вашингтон, а затем и на Международную научную конференцию по кератопластике в Лондон, где она выступила с докладом о жизни и научной деятельности Филатова.
Неустанный научный поиск стал стилем всей жизни ученого. Он заметил: остатки бельма вокруг пересаженного диска роговицы часто становятся более прозрачными, как бы светлеют. Серия новых опытов привела к выводу, что в тканях пересаженной консервированной роговицы под воздействием сниженной температуры накапливаются некие вещества, благоприятно влияющие на рубцовую ткань бельма.
Нужно было установить: возникновение биологически активных веществ в ходе консервирования свойственно лишь роговице, или же это свойство и других тканей? Важно было также определить: можно ли пересаживать консервированные ткани и при прочих заболеваниях?
Начав с роговицы, Филатов стал пересаживать консервированные ткани и при других заболеваниях, в частности поражениях кожи. Он первым пришел к выводу, что каждая ткань человека и животного, отделенная от организма и сохраненная в условиях, когда она теряет свою жизнеспособность, биохимически перестраивается и вырабатывает особые вещества – биогенные стимуляторы, поддерживающие жизненные реакции. Будучи введенными в организм, они стимулируют в нем жизненные функции, что и способствует выздоровлению.
Было установлено, что тканевая терапия задерживает развитие патологического процесса, и чем раньше ее назначить больному, тем больше шансов положительно повлиять на течение болезни.

Ребенок офтальмологии
«Тканевая терапия, – писал Филатов, – этот новый ребенок офтальмологии, повела меня далеко за пределы моей «узкой» специальности, во все разделы медицины и далее, в просторы биологических наук».
И еще: «Офтальмология не может развиваться вне связи со всей медициной в целом, да она никогда и не порывала этой связи».
Вместе со своим учеником профессором С.Ф. Кальфой Владимир Петрович разработал новые эффективные методы ранней диагностики глаукомы и открыл первый в мире диспансер с целью раннего выявления этого опасного заболевания, часто являющегося причиной слепоты у взрослых. Совместно с сотрудниками он создал новые методы лечения глаукомы, разработал также инновационные, более эффективные методы операции при отслойке сетчатки.
В.П. Филатов был не только выдающимся ученым, исследователем, но и талантливым врачом и педагогом. Постоянно учил молодежь: в клинике центром внимания остается больной. Не терпел равнодушного отношения к пациенту.
– Даже при остроте зрения, равной нулю, мы не должны складывать оружие, – говорил ученый. – Не надо забывать, что понятие неизлечимости больного очень относительно. Неизлечимая болезнь по мере развития науки переходит в разряд излечимых. Организм больного таит в себе много возможностей к выздоровлению…
В качестве иллюстрации к этому утверждению профессор рассказывал о том, как у него возникла идея применения «круглого стебля». Он учил молодежь не замыкаться в рамках офтальмологии, глубоко исследовать общее состояние организма профильного больного. Он не терпел скучающих, равнодушных лиц во время консультаций, обходов.
– Надо помнить, что медицина – это наука, основанная прежде всего на наблюдении. В каждом человеке можно почерпнуть много данных, которых не найти ни в пробирке, ни в кролике, а только в клинике, – отмечал исследователь.

Об одной врачебной ошибке
Однажды во время разбора сложного случая молодой врач показал профессору больную, ослепшую вследствие глаукомы. Присутствовала большая группа курсантов, проходивших стажировку в глазной клинике.
Профессор попросил доложить о причинах возникшей слепоты. Врач спокойно докладывал, что в поликлинике он установил наличие катаракты (вместо глаукомы) и посоветовал женщине обратиться за хирургической помощью, когда уже ослепнет. Тогда ей устранят катаракту и восстановят зрение. Пациентке даже не измерили внутриглазное давление, вследствие чего и появился ошибочный диагноз. В результате от повышенного давления у больной погиб зрительный нерв, восстановить зрение уже не представлялось возможным.
Филатова возмутил не только факт наплевательского отношения в больному, но и то спокойствие, равнодушие, с которыми поликлинический врач докладывал об этом случае. И его прорвало:
– Да как же вы могли допустить такую халатность! Человек ослеп – а тут такое спокойствие! Да когда врач диагностирует таких больных, он должен кипеть, а не спать! А тут такая бездушность!
Этот случай стал уроком для всех присутствующих.

Пессимизм у постели больного бесплоден
Во время обходов больных разборы сложных случаев часто переходили в дискуссии, помогали ученикам Филатова в поиске правильных решений. Он учил молодежь клинически мыслить, избегать шаблонов.
Как-то речь зашла о роли, месте клинического эксперимента. В те годы об этом было много разговоров. И один из присутствовавших поинтересовался мнением учителя по этому поводу.
– А здесь все ясно, – ответил профессор. – Каждый новый метод лечения, даже после того, как он был тщательно изучен в эксперименте на животных, остается не испытанным на человеке и потому таит в себе определенный элемент опасности… Прежде чем применять нововведения, нужно учесть состояние обоих глаз, и больного, и здорового, трезво, взвешенно оценить степень риска от хирургического вмешательства и прочие детали. При этом будем придерживаться старинного принципа: «Не навреди». Клинический эксперимент разумен, когда имеется убежденность, что он пойдет только на пользу больному.
Речь зашла об оптимистическом и пессимистическом отношении к оценке сложного случая. Какую позицию должен занять врач? – поставил вопрос один из учеников. Профессору понравился этот вопрос.
– Да, бывают, и нередко, случаи, когда врач вынужден сложить оружие, когда медицина действительно бессильна. И все же, на мой взгляд, врач не должен демонстрировать свой пессимизм, ибо этим он морально убьет пациента. Ведь наука, медицина неуклонно двигается вперед… Пессимизм у постели пациента, как и в науке, бесплоден.

В операционной
Обучение молодых специалистов продолжалось в операционной. В ней установились свои традиции: в процессе подготовки и операции – никаких праздных разговоров, царила обстановка тишины и спокойствия. И речи не могло быть об опозданиях, спешке.
Членов бригады было немного. Главным помощником оперирующего была супруга профессора Варвара Васильевна Скородинская-Филатова, вторым – Надежда Александровна Пучковская, инструменты подавала операционная сестра Людмила Дмитриевна Данчева. Об этих неординарных специалистах также стоит рассказать.
Варвара Васильевна начинала медсестрой еще в годы первой мировой войны. Стала операционной сестрой в этой же клинике глазных болезней. Окончила здешний мединститут, продолжала работать в клинике.
Надежда Александровна еще со студенческих лет сориентировала себя на офтальмологию. Она стала аспиранткой другого профиля, однако много времени проводила в глазной клинике. И уже кандидатскую диссертацию защитила по офтальмологии, равно как и докторскую. Н.А. Пучковская сменила академика Филатова на посту директора Института глазных болезней и тканевой терапии.
Операционную клиники вполне обоснованно называли школой высшей хирургии. Памятным для всего трудового коллектива был день 2 августа 1949 года – день тысячной операции но пересадке роговицы, выполненной Владимиром Петровичем. Готовились к этому с какой-то особой тщательностью и торжественностью. И некоторой тревогой – случай был сложный. Все сопереживали вместе с пациенткой, сельской учительницей 22 лет, потерявшей зрение вследствие перенесенного кератита. Бельма на обоих глазах застлали свет, девушка погрузилась во мрак. Операция прошла успешно. После удаления диска бельма стало ясно, что больная будет видеть. Скромное торжество в связи с юбилейной, тысячной, операцией состоялось.
А тем временем письма от больных, слепых и полузрячих, поступали со всего Союза. Как правило, где-то далеко в глубинке адреса клиники не знали, на конвертах значилось «Одесса, главному врачу по глазным болезням» или: «Черное море – Филатову». И даже: «Главному фельдшеру по глазам».
А как Филатов использовал минуты досуга? Мало кто знал, что он был одарен и другими талантами. В свободное от работы время писал стихи, прозу, успешно занимался живописью. Друзьям читал свою поэму «Украине», посвященной республике, в которой прожил более 50 лет.
Познакомимся с фрагментами его воспоминаний:
«На склоне моей жизни я все чаще и чаще переживаю старую книгу моей памяти; потемневшие ее страницы местами рассыпались от ветхости, я осторожно сдуваю с них пыль и стараюсь разобрать на них дорогое мне слово, милое мне лицо. Вспоминая моих наставников, я делаю это прежде всего для самого себя – мне приятно побыть в их близости и почувствовать, как где-то в глубине моей души начинает журчать ключ молодости».
Или:
«Офтальмология явилась для меня родным уютным домиком среди широкого города многочисленных предметов медицинского факультета. Меня увлекали в ней и изящество органа зрения, и значительность его функций, дарящих человеку радость видеть природу, и то, что на этом малом, казалось, органе можно познать все законы физиологии и патологии».

Пятьдесят лет спустя
Прошло полстолетия с того времени, когда не стало выдающегося офтальмолога. Отрадно, что заложенные им традиции хранят и развивают его ученики и в Институте его имени, и в глазной клинике ныне Одесского медицинского университета. Уже третье поколение преемников развивает заложенные им направления научной и клинической деятельности.
Улица Ольгиевская, 4. Здание глазной клиники медуниверситета, которому уже более ста лет. С этой клиники Филатов, 28-летний врач, начинал в Одессе, став ординатором, а уже через пять лет – и доктором медицины. Еще через три года он начал заведовать кафедрой и клиникой глазных болезней.
Это старое здание, но нынешнее поколение сотрудников как может поддерживает его, ведь оно – Филатовское. В рабочем состоянии и кабинет, в котором работал академик почти сто лет назад…
Сейчас заведует кафедрой глазных болезней Одесского медицинского университета и является главным врачом университетской клиники Заслуженный деятель науки и техники Украины, доктор медицинских наук, профессор Галина Ефимовна Веингер – талантливый ученый, автор многих научных работ.
Заповеди Учителя – в действии. Сотрудники клиники, невзирая на тесноту, ветхость здания, недостаточное финансирование, демонстрирут высокий профессионализм, как и во время Филатова. Сюда стекается больной люд со многих регионов с самими сложными случаями, недоступными местной медицине. Пациенты сразу ощущают внимательное, чуткое, чисто филатовское отношение к больному.

Подготовил Василий Калита

Номер: № 1-2 Січень - Медична газета "Здоров’я України"